Сердце Чёрного Льда [С иллюстрациями] - Леонид Алёхин

— Поганец! Вот поганец! — Тинкин ударил кулаком о ладонь, вскочил. — Что же ты делаешь, тварь! — закричал он. — Он же специально в кабину метит!

Завершающий удар хвостом по ногам. «Фурия» надламывается, рушится вниз грудой мертвого металла. Где-то там, под останками паровоина, тело незадачливого сквайра. Едва ли его хозяину повезло больше.

Кассар, не выказывая интереса к судьбе поверженного виконта, развернул «Василиска» и увел его с арены. Он пренебрег кругом почета, понимая, что едва ли удостоится хоть одного приветственного крика. Трибуны подавленно молчали.

— Плакали мои два сола, — унылым голосом протянул сосед.

Михе показалось, что Тинкин его сейчас ударит, но сквайр сдержался. А из двух кружек пива, которые он взял сразу же у разносчика, одну Тинкин целиком вылил себе под ноги. Так же, как поступил Дан, когда узнал, что их товарищ сгинул в болотах.

«Это Турнир».

— Неблагородно? — переспросил Тинкин. — Брось. Правила Турнира Кассар не нарушает. Что до благородства, Мурид — наемник, Пес Войны. Ему на честь Рыцаря накласть. Да и в пример ему Рыцарей ставить не моги. Историю про Кассара и Стевана Майра знаешь?

— Слыхал.

— Вот ото ж. Когда Кассар попробовал заявить свои права, честно, замечу, выигранные на Турнире права на титул Лорда-Покровителя, барон Майра нанял крючкотворов по всему Акмеону. Те обвинили Кассара в подлоге, клятвопреступлении и еще по двум дюжинам пунктов. А когда от него потребовали явиться в суд Костров, держать ответ, лорд Майра послал к бывшему своему капитану убийц из Непризнанного Братства. От убийц Кассар отбился, но сам остался едва жив, пришлось ему спешно ноги уносить из Костров. До суда, понятно, не дошел. Так его виновным и признали, титул и Чашу отторгли. А ты говоришь «благородство».

— Тебя послушать, ты его оправдываешь.

— Ничуть, — возразил Тинкин. — Кассар подонок и убийца. Но он, по крайней мере, правды о себе не скрывает.

Миха насупился. Сын Атмоса понимал, Тинкин во всем прав. Соглашаться не хотелось. На арену ложилась снежная крупа, засыпая алый мазок в том месте, где упал сквайр виконта Грижева.

Не успел закончиться последний тур поединков, как двое из победителей, доказавших свое право на второй круг Турнира, спустили знамена. Трибуны зароптали.

— Говорят, возмущены до глубины души поступком подлого наемника Мурида Кассара по прозвищу Железный Лик, — поделился с Михой и Тинкиным щекастый сосед. — Спешат покинуть Котел и Паром, коль такие деяния ныне в чести.

— В штаны наложили, — рассудил сквайр. — Мало кому охота во втором круге танцевать с Кассаром. Был бы я рядом с Даном, может, и срослось бы его отговорить. Чай, не последний Турнир, чего пытать судьбу?

— Кто же остался? — спросил Миха.

— Загибай пальцы. «Молотобоец» — раз. «Медведь» — два. Кассар — три. Лесник, Карски, Хамад — четыре, пять, шесть. Знатная будет рубка.

Тут Тинкин опять погрустнел. С неудержимой силой тянул сквайра Котел. «Простит ли он Дана, что тот его заменил?» — подумал Миха.

— Слыхали новость? — вновь наклонился к ним сосед. — Кагалымские каторжники подняли бунт. С ними даже Стрельцы и Следопыты. Весь Хлад уже под ними и Грань.

— То, дядя, давно уже не новость, — махнул рукой Тинкин.

— А слыхали, будто с ними Король самопровозглашенный?

— Слыхали, дядя. С нар того Короля сняли, каторжным треухом короновали, баландой вместо елея мазали. Меньше уши развешивай, застудишь.

— Умную вещь говорите, господин хороший, — вмешалась супруга щекастого. — Ты бы послушал, что добрые люди советуют.

— Сама помолчи. Много ты в делах политических смыслишь. А как думаешь, земляк, пойдут каторжные на Паром?

— Может, и пойдут, — пожал плечами Тинкин. — Только ловить им тут нечего, кроме новой колоды и пули свинцовой. У Парома сила крепкая, городское ополчение да барона дружина. Не, дядя, не пойдут они, убоятся. Пошалят еще недельку-другую и разбегутся по тайге.

— Не разбегутся, — неожиданно для самого себя сказал Миха. — Им на юг нужно, а другого пути, кроме как через Паром, нет.

— На юг, — задумался щекастый. — Дело говоришь, парень. Если они с колодок вырвались, всяко в тайге не засидятся. Хм, и друг твой прав — что беглые супротив Парома?

— Не был бы я на твоем месте так уверен, — раздался хриплый голос.

Миха аж подскочил. Глядь, а рядом с ним на лавке дед Ойон. Сидит как ни в чем не бывало, трубку раскуривает.

— То не простые беглые, и сила у них не простая. Такая сила может вашу силу перемочь.

Расширенные глаза щекастого перебегали с Михи на Тинкина, с Тинкина на Ойон-атына. Паромец все никак не мог взять в толк, откуда вдруг свалился загадочный тангу.

— Спорить не буду, — угрюмо буркнул он. — Соли надо прикупить, спичек, да серебро столовое в погребе зарыть. Верно я говорю? — повернулся он к супруге.

Миха им больше не интересовался.

— Где пропадал, дед Ойон? — набросился он на тангу.

Ойон усмехнулся под нос.

— Правду искал. Правду не нашел, пошел тебя искать. Пока искал, глупым большим людям помогал от лишнего золота избавиться. Золото глупого человека тяготит, к земле гнет. Он бы рад отдать, от тяжести освободиться, да жадность мешает. Хорошо знает Ойон-атын заговор от жадности, может людям ношу облегчить.

— Ничего не понимаю, — признался Миха. — Но хорошо, что ты вернулся.

Дед Ойон наклонил голову в «ушастой» шапочке. Знаю, мол, что хорошо.

Трижды протрубил горн. Распахнулись ворота. Шестеро претендентов на Чашу явили себя. Круг Котла враз показался маленьким и тесным.

— Э-эх, — протянул Тинкин. И замолчал.

Минута, наполненная гулом трибун и ревом котлов, в которых механики поднимали давление до предела. Стук поршней и скрип шестерней. Грохот смыкающихся створок — закрылись ворота Котла.

— Сейчас начнется, — взволновался щекастый.

Желтый негреющий кругляш катился по небу, задевая редкие облака. Горнист задумчиво протер медную окантовку инструмента рукавом. Что ли правда начинать?

В ложе почетных гостей хамонский театральный критик и редактор альманаха «Вести» Арин Клест наклонился к молодой супруге и, подливая ей вина, заметил вполголоса:

— Изрядное варварство эти Турниры, но как увлекательно, не правда ли, дорогая?

Механик «Белого медведя» опрокинул в раскаленный зев десятое по счету ведро угля, утер лоб рукавицей. Еще парочку, и можно будет передохнуть. Что же они не начинают, ироды?

Хамад по прозвищу Золотое Колесо поправил окуляр прицела, взялся покрепче за рулевые колеса. Пора бы уже и в самом деле начинать.

Взгляд Дана был неотрывно прикован к черной туше «Василиска» Кассара. Молот знал, что капитан наемников все это время тоже смотрит на него.

— Сколь веревочка ни вейся… — пробормотал Дан. — Трубите уже, что ли, мочи нет ждать.

Во рту было нестерпимо сухо.

Горн пропел. Раз, другой, третий.

Началось.

Как снаряд из легендарной пушки саллахов, сокрушившей стены Самана, полетел вперед «Василиск» Кассара, целясь протаранить «Молотобойца». Тинкин оказался на ногах, вцепился в огородку, будто готовясь прыгнуть на арену.

Паровоин Хамада, не уступавший «Василиску» в скорости, ударил машину Кассара в бок. Трибуны ахнули.

— Дурак, какой дурак! — кричал сквайр. — Куда же ты лезешь, болотник!

«Василиск», будто нехотя, повернул железную башку, боднул врага в плечо. Опорное колесо придавало машине Хамада устойчивости, а сам он огрел врага исполинским шестопером.

Лесник тем временем шел на маркиза Карски, вытянув длинные руки. Стрелометы, укрепленные на запястьях, язвили белого паровоина свистящими снарядами. Вместо обычных наконечников они были оснащены бомбами, срабатывавшими от удара. Внезапно белый паровоин-богомол окутался сиянием, заключившим его в сердцевину ограненного алмаза. Стрелы Лесника бились о грани сияния и взрывались, не причиняя Карски ни малейшего вреда.

Медведь сошелся с «Молотобойцем». Паровоин Окол-Вериги махнул когтистой лапой, но Дан ловко перехватил ее своей рукой, зажал. И, не теряя времени, огрел противника, метя поближе к кабине Рыцаря, чтобы оглушить барона или повредить управление.

Ответный удар Медведя заставил «Молотобойца» пошатнуться. Вдобавок Окол-Верига пустил в противника струю раскаленного пара из клапанов. Дан сдал назад, но лапу «Белого медведя» не выпустил. Железные суставы древней машины закряхтели.

«Василиск» ударом хвоста повредил бедро Хамада. Дорожный Рыцарь утратил подвижность, не успевая за Удивительно проворным для своих размеров соперником. Кассар разбил машине Хамада плечо, лишив его возможности орудовать шестопером. Взяв небольшой разгон, он ударил Дорожного Рыцаря в бок и повалил. Помятое колесо зависло, вращаясь в воздухе. Разъяренный помехой, которую Хамад поставил на пути его мщения, Кассар принялся топтать поверженного паровоина, превращая его в груду обломков.